Вы слышали шаги? Вы слышали голос? Он объявил начало концерта... Он сказал "Выступает..." Кто выступает?.. О-о-о... Этот голос провёл больше 6000 (шести тысяч) концертов. Он служил московской филармонии 46 лет. Обладательницу этого голоса по праву называли хранительницей и талисманом Большого Зала Московской Консерватории. Для многих постоянных слушателей с ее уходом из жизни 15 лет назад Большой Зал опустел. К сожалению, в силу разных, скорее объективных обстоятельств, её практически забыли. (Не зрители - средства массовой информации. В интернете информации о ней - практически нет). А она - Анна Дмитриевна Чехова - заслуживает памяти и благодарности.
Прежде чем читать слова моего скромного проекта обязательно послушайте несколько слов "вступления".
Получилось? Если нет (ну, мало ли какие казусы интернета) - НАЖМИТЕ ТУТ и послушайте. Иначе вам многое будет непонятно.
Послушали?
Спасибо.
ИСКУССТВО ТЕМПОРИТМА
Многие музыканты безоговорочно
соглашались на выступление, едва
узнав, что его будет вести Анна Чехова
Памяти Анны Дмитриевны Чеховой,
«хранительницы» Большого Зала
“Начинаем концерт. Добрый вечер.
Выступает народный артист…”
Звук оживший, как жест, гуттаперчив.
Мальчик, вспомни, замри, не вертись!
- Эта тетя - не Маргарет Тетчер?
А причёска? – Причёска? Ну, да…
- Нет, не с вешалки. С шага и с речи.
- Просто стиль? – Безупречный всегда.
Сколько лет пролетело? Не знаю.
Я давно разучился считать.
Память, ты от природы не злая.
Тем, с кем ты, не грозит нищета.
Эти стены слыхали великих.
Эти лица смотрели на сцену.
На валторнах застывшие блики,
как блеск глаз, стали разом бесценны.
Справа дверь. Взгляд к ней цепко прикован.
Приоткрылась... И статной походкой
вышла… Что в её речи такого,
что цепляет, подобно тем сводкам,
заставлявших всех делаться слухом?
Ведь не сводка - простое названье.
Слов набор (часто чуждых для уха).
Связка терминов, перечень званий.
Но ведь именно с этой тирады
волшебство начиналось годами.
Десять слов разрушали преграду
и давали шанс властвовать нами.
* * *
Для кого-то слова мои - нонсенс.
Конферанс - просто чтенье программки?
А я помню, как слышал “дотронься”.
Для меня “они” были огранкой
ворожбы, волшебства и горенья…
Заклинанием чувствовать слитно
суету с каждым актом творенья.
Конферанс? Мастер-класс темпоритма.
Можно медленней выйти на сцену
и протяжнее вывести имя.
А певцу эта помощь бесценна:
с этой долей секунды в помине
не останется спазма и страха,
её хватит, чтоб спрятать волненье.
Как она узнавала? Как знахарь?
Как хранитель? Желаньем? Веленьем?
“Не волнуйся так, скушай конфетку…”
“Этот зал станет новой ступенькой…”
“Выступает…”
Зачем ей пометки?
Объявлять... это… проще, чем тренькать.
* * *
Помнят?
Те, кто стоял там, за дверью.
Те, которым была талисманом.
“Добрый вечер” – и снова я верю.
В волшебстве не бывает обмана.
< 28 декабря 2013 года >
ТАЛИСМАН "БОЛЬШОГО ЗАЛА"
Человек в 10-11 лет уже вполне осознает происходящее, хотя и остается маленьким ребенком.
Я в 11 лет уже давно понимал, что никакого Деда Мороза не существует, а подарки приносят родители. И родители уже понимают, что человек в 10-11 лет догадывается, что Деда Мороза нет, и перестают инсценировать звонок в дверь и ахать, что ну как же ты не успел к двери, а Дед Мороз так занят, разнося подарки, он тебя не дождался…» Как я плакал в 5-6 лет, «не успевая». Плакал, пока всё не понял.
И все же, хотя я и понимал, что Деда Мороза нет, я, как и все дети конца семидесятых, (ну и не только 70-х, но я просто намекаю на свой возраст и делаю привязку ко времени), ждал Нового Года. Ждал гостей. Ждал гостинцев. На кухонном серванте уже лежали купленные заранее марокканские мандарины и вечнозеленые бананы (до сих пор не понимаю, как они зрели несколько недель; в Нью-Йорке, в котором я проживаю с 1997-го года, бананы сгнивают за несколько дней). В холодильнике ждала халва, лимонные дольки и баночки сардин, шпрот, и красной икры… На серванте лежала коробка шоколадных конфет ассорти…
Я не могу однозначно вспомнить, какой это был год – скорее всего 1978-й и мне таки было 11 лет. Я не понимал, но чувствовал, что помимо подготовки встречи Нового Года (а в те годы к нам приходили какие-то друзья родителей) их (родителей) что-то волнует. Они многозначительно переглядывались, перемигивались. Мама спрашивала: «А ты уверен, что он поймет? Ты уверен, что ему еще не рано?» А папа отвечал: «Думаю в самый раз. Чем раньше – тем лучше. Ну, а если вдруг не поймет – не беда. В следующий раз поймёт.»
Я, честно признаться, боялся. Куда меня собираются отвести. За год до этого мой старший брат окончил математическую школу, и его классная руководительница приехала к нам в гости, чтобы уговорить моих родителей отдать меня в новый класс, к ней. Она как раз набирала новый класс из детей моего возраста. Школа была очень хорошая, но располагалась в 50-ти минутах езды с двумя-тремя пересадками на трамвае, метро, или троллейбусе, или автобусе… Меня - десятилетнего коротышку – совсем ребенка побоялись отпускать так далеко, чему я тогда радовался. Через три года Ольга Федоровна приехала опять и уговорила меня поступить в школу, за что я ей очень благодарен. Я не стал математиком, но то, что я стал поэтом (и я в этом не сомневаюсь) - заслуга моего классного руководителя – учителя математики. Но это другая история (о моих любимых учителях и моей школе вы можете прочитать на моих сайтах http://school444.synnegoria.com и http://unclejasha.synnegoria.com) .
И вот мне сказали: «Одевайся. Поехали.» Стояло 31 декабря 1978-го года. За окном было темно и морозно. Время я еще не очень отражал, но было часов 6 вечера. Я понимал (правильнее сказать – догадывался), что в такое время ни в какие школы или им подобные места меня не отвезут. Страх и любопытство колготились в детской головке.
Мы дошли до трамвая, спустились в метро (это первая поездка на метро, которую я запомнил). Хотя почти уверен, что она была далеко не первой. Да, конечно – я помню поездки в Детский Мир, в театры со школой и в гости. Вышли мы у самой Красной Площади. Я видел кремлевские звёзды, окна гостиницы «Националь» (если не путаю)… Я всё еще не понимал, куда мы идём, а на вопросы папа загадочно отвечал: «Узнаешь».
Старинные узкие улицы с невысокими разноцветными домами завораживали (я родился в Измайлово и первые годы жил в панельной хрущевке, а с 4-х лет – на Преображенке в панельной 14-этажке; старинную Москву видел несколько раз, когда на пару дней меня отвозили к бабушке на Рождествеский Бульвар… но это было всего несколько раз).
Наконец мы пришли к большому дому. Разделись в раздевалке (в театре я несколько раз бывал со школой и с бабушкой и знал, что такое раздевалка).
Но я все еще не знал, куда же мы пришли.
Мы долго поднимались по огромной лестнице, застланной красными коврами. Я трогал блестящие ручки, и подъем по лестнице показался мне вечностью. Сразу наверху я уперся в огромную картину и на вопрос, кто там нарисован, получил ответ: «Могучая кучка».
Прошло еще несколько минут, и мы оказались в зале с органом на стене и роялем посредине. Все было ярко освещено, а публика шушукалась и говорила: - А Вы знаете что сегодня вместе с Квартетом Бородина будет играть сам Рихтер.
Сам Рихтер. Сам Рихтер. Сам Рихтер.
Это звучало уже не столько загадочно, сколько величественно. Я стал ждать «самого Рихтера», и он появился.
Святослав Рихтер.
Слава.
Дядя Слава.
Дядя Слава – папа моего друга и соседа Ильюши.
Сам Рихтер был его копией. Ну не копией – просто похож. Широкоплечий, массивный, молчаливый, лысый, большой. Понимая, что «Сам Рихтер» никак не может быть дядей Славой, я уговорил себя, что это он.
Уже не вспомню, объясняли ли мне, что надо сидеть тихо и слушать, что я присутствую на уникальном концерте. Может да а, может, нет. Хотя сейчас, спустя 35 лет я ведь помню, что концерт был уникальным. Так что могли и объяснять. Но это не обязательно. О том, что концерт был уникальным, я мог и потом домыслить.
В антракте меня повели в буфет. По фойе ходили люди и раскланивались друг с другом. Некоторые сразу запомнились: две «старушки» плечом к плечу и дедушка в очках и с бородой, как у Льва Толстого. Впоследствии я их встречал постоянно и в детстве с родителями и потом, уже посещая Консерваторию самостоятельно, вплоть до травмы спины и отъезда в США.
Да!
Это был Большой Зал Консерватории.
Но вернемся к буфету.
Мне был куплен бутерброд с икрой и стакан лимонада.
Потом мы с папой запоминали портреты. Смешно, но я так и не запомнил за столько лет, в каком порядке и какие композиторы там присутствовали, и кого из тех, кого хотелось бы там видеть – там нет.
Обратный путь был как в тумане. Безусловно, я устал. И долгожданное застолье с друзьями родителей, которых всех я очень любил, и всегда очень ждал, тоже было затуманенным.
Но один момент я помню четко, да и как его забыть, когда о нем потом вспоминали всегда, при всяком удобном случае. Меня спросили: - Мишенька, а где ты был? – В Консерватории, - гордо ответил я, скорее всего не выговаривая это слово правильно. – А кого ты слушал? – Святослава Рихтера. – И тебе понравилось? – Да – А что тебе понравилось? – Бафет и бутерброд с икрой….
Бафет и бутерброд с икрой
Ну что вы хотите от ребёнка?
И все же я неизмеримо благодарен папе и маме за это боевое крещение. Классическую музыку я помню с рождения. Она всегда звучала в нашем доме. Папа – инженер-физик, специалист по полупроводникам, переводчик научной литературы, любил и знал классическую музыку. Я осознанно помню себя с пяти лет. Музыка звучала отовсюду постоянно. Но тот визит в БЗК можно считать моим боевым крещением.
Сейчас, спустя 35 лет, я с гордостью могу сказать, что примерно десятая часть написанных мною стихотворений - а я сейчас заканчиваю девятый сборник, посвящена музыке, и во многом классической музыке и музыкантам: композиторам, исполнителям и даже музыкальным произведениям и инструментам. Есть у меня и посвящение и БЗК и Святославу Рихтеру.
Не вспомню точно когда, может быть, прямо тогда, 31 декабря 1978 года, я услышал Анну Чехову. Анну Дмитриевну Чехову. Тётеньку, которая читала программку. Поначалу я никак не мог понять – зачем читать вслух программку, когда она напечатана. Но постепенно я вдруг ощутил странный трепет от её голоса. Привык к её походке, звуку шагов. Они, как метроном или как постукивание ладошкой по столу, успокаивали, и как бы говорили: «Тише, тише, тише. Начинаем концерт»…. И сразу же, как эхо, раздавался звонкий, мягкий, спокойный и загадочный голос: «Начинаем концерт»…. И этому голосу вторил ропот зрительного зала: «Анна Чехова. Анна Чехова. Анна Чехова».
Как-то я увидел в кинохронике кадры с первого конкурса Имени Петра Ильича Чайковкого и узнал в «дикторше» юную Анну Чехову. Как?! Как - больше 20 лет?! Я помчался к папе с вопросом, она ли там - в телевизоре, и папа подтвердил, что - она… Меня это поразило.. 25 лет. Столько лет объявлять концерты. Столько лет работать. Я тогда не знал, что мои мама и папа к тому моменту уже проработали больше чем по 25 лет каждый…
И в дальнейшем я с нетерпением ждал, чтобы Анна Чехова объявила концерт. Иногда я потом не мог вспомнить, о чем был концерт, но то, как выходила и как объявляла исполнителей Анна Чехова, я помнил. А иногда, когда ее не было, или был кто-то другой, я уже не мог сосредоточиться и слушать концерт внимательно. Её голос стал неотъемлемой частью этого волшебного ритуала – посещения БЗК.
Собственно, всё.
В 26 лет у меня случилась неприятность с позвоночником. Вернее проявилась врожденная аномалия. Я перестал ходить и уехал в США в Нью-Йорк. Тут я подвижен и самостоятелен. Часто сам езжу на концерты. Но тут никто не объявляет исполнителей. Постепенно я забыл про Анну Чехову. Забыл на несколько лет… А когда вспомнил, захотел узнать, как она. Жива ли? Работает ли?.. Я искал каждые полгода в течение нескольких лет и не находил ровным счетом ничего. Совсем ничего. Потом ее имя – нет, не имя – просто забылось. Ну не находится, что тут поделаешь. Люди в Москве говорили, что тоже давно ничего про нее не слышали. И только три года назад я смог найти скупую заметку о том, что Анна Дмитриевна ушла из жизни в конце 90-х, что она отработала диктором пятьдесят лет. (Хотя слово «диктор» или «слово» ведущая не подходят, не охватывают того, чем она занималась. Она не была диктором – у нее и образования не было – она была хранительницей и талисманом филармонии и Большого Зала в частности). Где-то мелькнула цифра, что она провела более 6000 живых концертов.
Я искал и не находил. На глаза наворачивались слёзы. Как! Как такое может быть! Неужели среди тысяч и тысяч людей, слушавших музыку, нет никого, владеющего компьютером, знающего музыку, посещающего БЗК, кто бы мог вспомнить Анну Дмитриевну, рассказать о ней? А музыканты? А записи?
В прошлом году я после многолетних тщетных попыток нашёл. Нашёл четыре видеозаписи концертов, которые вела Анна Чехова. Нашёл форум любителей классической музыки, на котором вспоминали Анну Дмитриевну и исследовали этот «антифеномен» (это мой эпитет) её забвения. Всё оказалось проще простого – Анна Дмитриевна вела концерты в Московском Зале. Их редко транслировали. Редко записывали. На записях слова ведущего не сохраняли… Её не знали любители музыки из других городов и стран. Только зритеои БЗК (ну и зала Чайковского, Колонного зала).
Жестоко, но объяснимо.
И всё же я нашёл то, что искал. Два года назад оперная певица Любовь Юрьевна Казарновская на радио «Орфей» в цикле передач «Вокалиссимо» (который она придумала и ведёт) посвятила Анне Дмитриевне Чеховой две передачи. Собственно из этих передач и родилось спустя два года моё посвящение. Спасибо Любови Казарновской.
http://www.muzcentrum.ru/orfeus/programs/issue2385/ http://www.muzcentrum.ru/orfeus/programs/issue2396/
Я трижды прослушал передачу. Я нашёл подтверждение моим ощущениям, что Анна Чехова была хранителем и талисманом Большого Зала не только для зрителей, но и для музыкантов. Что она была больше, чем ведущая, что она опекала молодых и бывалых исполнителей. Что легкая с виду работа объявить несколько музыкантов и прочитать по памяти или даже по бумажке названия произведений на самом деле стоила титанического труда, многолетних тренировок и репетиций. И ведь согласитесь, разве это не чудо – перечислять ордена и звания исполнителей так, что у зрителей все замирало в ожидании музыки. Не ждать – ну когда же она замолчит и уступит место музыкантам – нет. Именно слушать с замиранием.
На этом я, наверное, и закончу.
Нет, не на этом.
Я закончу благодарностью Анне Дмитриевне Чеховой за служение и за то, что она соединяла нас – зрительный зал - и эту волшебную вечную сцену, которая была и является воплощением волшебной вечной музыки.
Спасибо, Анна Дмитриевна.
PS: Я не стал (не посмел) пересказывать передачи Любови Казарновской. Вы можете послушать их, как и посмотреть несколько концертов, ведущей которых была Анна Чехова. Конечно, по этим кусочкам вряд ли удастся почувствовать «магию», но, может быть, вам в этом поможет моё стихотворение-посвящение, которые я смог сегодня написать, после многолетних безуспешных попыток.
С наступающим 2014-м Новым Годом.
С теплом, ваш – Миша Мазель.
PS: Я буду благодарен за любую информацию об Анне Дмитриевне Чеховой.
При создании этого сайта использовались фотографии найденные в интернете. К сожалению я не смог найти сайты-первоисточники.
При обнаружении первоисточников, я обязательно укажу ссылку.